Отряд,  в котором служил Матвеев, стоял лагерем в городе Меймене. Лейтенант  вышел из палатки. Палаточный городок, еще не устроенный, но уже  напоминающий полотняный город, творение рук солдатских, стоял вдоль  взлетно-посадочной полосы полевого аэродрома. Лейтенант подошел к баку с  водой, попил, брызнул в лицо прохладной водой. Вода была привозная.  Поэтому каждая капля ценилась. Пойду в столовую, решил Матвеев.  Столовая, кроме того, что была пунктом приема пищи, выполняла еще роль  клуба. Поев, попивая неторопливо чай, офицеры и прапорщики лениво  переговаривали всякую всячину. Новости из Союза, ночные приколы  заместителя командира отряда, а также, что сегодня седьмое ноября, и  неплохо бы как-то скрасить боевые будни. Боевые — с натяжкой, отряд в  бою еще не бывал. Роты, группы несли боевое дежурство, обустраивали  лагерь, готовили вооружение. Солдатский телефон упорно разносил весть,  что после праздников наступят настоящие боевые дни. А пока: «Он ему:  Стой! Освети лицо! А он ему: Я тебе освещу! А он дождался, когда тот  дойдет до коровьей лепешки. Ложись! Стреляю!». Это прапорщик, Коля  Пильганский, смакует ночной вояж заместителя командира отряда. Он, как  правило, подкрадывался к зазевавшемуся солдату, и тогда попадало всем,  от сержанта до лейтенанта. Солдаты решили его проучить, и, как только  что Пильганский поведал, успешно. Матвеев поел. Решил, схожу к командиру  роты. Командир роты и группа управления расположились в разрушенном  доме, обнесенном глиняным дувалом. На подходе Матвеев отметил про себя,  что ротный уже успел организовать секрет на подходе к расположению.

За импровизированным столом сидели командир роты, замполит и заместитель командира роты по технической части.

—  А, Матвей! Заходи. — Это командир роты Талай. — Что на позициях? Схему  огня принес? – У ротного была привычка засыпать взводных вопросами в  любое время дня и ночи. Рота считалась в отряде лучшей, что давало  возможность Талаю немножко свысока разговаривать с подчиненными  офицерами.
— Да все в порядке. Схему практически окончил, к вечеру принесу.                     
—  А что, Матвей, ты личный состав поздравил? — Коренастый и черненький  Толик еще с училища был прозван Матвеем. Это замполит роты Бато.  Уроженец Якутии. Всегда уравновешенный и мудрый. – Я старшине сказал,  пару банок сгущенки, вечером тебе подкинет.

Серега  Литвинов, заместитель командира роты по технической части, молча  возился с серым ящиком. Такой обыкновенный ящик в Союзе был в каждой  канцелярии. Есть! Серега как-то особенно крякнул и открыл ящик! В ящике  завернутые в газету, как снаряды в укупорке, лежали четыре бутылки рома.  Рома того, еще союзного, довоенного. – Серега! Откуда! Три голоса с  одним и тем же вопросом. Спокойно, с достоинством.

— Товарищи  офицеры, техзамыкание на высоте. Пока в Кирках вы песни пели, я  обследовал вблизи все магазины. В одном из них я и нашел это богатство.  Старый магазинщик уговорил купить.  Водку, говорит, наши еще покупают, а это ни в какую. Что бы вы,  летчики, не нашли, я спрятал ром в ротную документацию, до прибытия, как  я полагал, вы ею не будете пользоваться. Так что с праздником!
— Серега, ты гений! Дежурный! Циркулярно. Командирам групп к командиру роты! Быстро.

Через  десять минут старшие лейтенанты Усенов Миша и Алик Агзамов были на  командном пункте роты. Расчеты произвели! Схемы составили! Докладывают, а  сами косятся на стол, где поблескивает красными разводами ром.
— Ну,  товарищи офицеры, пять капель за праздник, и на позиции. — Командир  роты разлил ром. — Ну что, первый праздник на земле афганской. Будем  здоровы!

Ром огненной струйкой побежал по горлу. Матвеев  вспомнил, что такой же ром они пили с братом этим летом в одном из  ресторанов Киева. Прошло три месяца, и вот Афган. Закрыл глаза, стало  уютно и тепло.
Алик Агзамов подал гитару. Толик, подстроив гитару, начал петь любимую песню офицеров роты «Москва златоглавая».

— Товарищ старший лейтенант! — Это дежурный командиру роты. — Семнадцатый вызывает на связь.
— Я Десятый, на приеме.
— Десятый, наблюдаю перемещение группы женщин и детей на окраине города.
— Товарищи офицеры, с праздником вас! Прошу всех вернуться на позиции.
Командиры  групп поднялись и двинулись к своим группам. Группа Матвеева находилась  за взлетной полосой, занимая оборону на трех БМП. В отсутствие  командира на позиции старшим оставался старший сержант Муханов. Матвеев  уже был на полпути к позициям, когда красноватый и горюче-горький взрыв  взорвал тишину. Посреди взлетно-посадочной полосы медленно оседал столб  пыли. Радиостанция, мирно болтавшаяся на боку, ожила.
— Восьмидесятый! – позывной комбата, — Я Тридцатый! — третья рота. Обстрелян из миномета!
Эфир  накалялся с каждой минутой. Каждый старался доложить, что у него  происходит, надеясь, что с этим докладом произойдет чудо и непонятная  стрельба утихнет. Матвей прыжками понесся к своей машине. Боковым  зрением он отметил, что взвод занял выкопанные траншеи, но огня не  открывали, ждали команды. На командирском месте сидел Муханов.

Матвеев быстро надел шлемофон.

— Я Семнадцатый! К бою!
Командиры  отделений продублировали команду. Поворачивая прибор наблюдения,  Матвеев пытался увидеть, что происходит на подступах к позиции. В эфире  прозвучало:
– Я Восьмидесятый! Всем стой. Прекратить огонь!  Осмотреться! – Матвеев, поворачивая прибор, заметил непонятные тени.  Присмотрелся — «духи»!
— Слава, — это наводчик-оператор, — в направлении четвертого. «Духи»! Из пулемета – уничтожить!

Башня  пошла вправо, остановилась и, дергаясь, стала поливать четвертый  ориентир огнем из пулемета. Тени заметались по полю. Впереди машины  взметнулся шлейф дыма, огня. Через люк в машину вполз едкий дым.
— С гранатомета, гады! Внимание! Я Семнадцатый. Над четвертым. Осколочным. Огонь!

Три машины коротко рявкнули, и только трассеры выстрелов показали куда.
— Аллах акбар! — Значит, верно. — Я Семнадцатый. Ориентир четыре! Расход три! Огонь!
Спокойствие, Матвей. Спокойствие.
— Я Тридцать третий, наблюдаю движение вдоль полосы взлета.
— Семнадцатый! Я Восьмидесятый! Противник с тыла! Уничтожить!
— Внимание! Я Семнадцатый! За мной марш!

БМП  Матвеева дернулась, задом вышла из капонира. Одновременно с ней вышли  еще две машины. Маленькая колонна, неслышимая в грохоте боя, а батальон  вел бой, рванула к взлетно-посадочной полосе. «Духи» обнаружили себя  вспышками огня.

– Я Семнадцатый, противник вдоль полосы взлета! Уничтожить!
Борта  БПМ осветились огнем. Десантники приступили к уничтожению противника.  Артиллерийская батарея рявкнула, и в небе повис огненный шар, как  прожектор, освещающий местность. В это время машина Матвеева дернулась и  как-то неправильно, скорее даже недопустимо, дала крен, наскочила на  камни и заглохла.

— Серик, в чем дело! Серик?
Механик-водитель  молчал. Матвеев выскочил из люка и нагнулся над механиком-водителем.  Серик Иманжанов, механик-водитель командира взвода, головой лежал на  штурвале. С виска стекала кровь.
– Слава, ко мне!

Наводчик-оператор выскочил из люка и стал на ребристый лист. – Помоги!
Вдвоем они вытянули тяжелое тело Серика, передали его в десант. Матвеев сам сел за штурвал.
— Внимание! Я Семнадцатый! Отходим на свои позиции!
— Семнадцатый, я Восьмидесятый! Что там у тебя?
Что  сказать, Матвеев не знал. Это уже потом он научится словам. У меня  «трехсотый»! У меня «двухсотый»! А сейчас он и его взвод преступили  черту. Сегодня была война. Она для лейтенанта Матвеева и его взвода  началась внезапно, в праздник. Она навсегда разделила их жизнь на до и  после.
— Я Семнадцатый. Всем! Стой! Врача на позицию!
       
Автор Анатолий Матвейчук
Первоисточник http://jjj.oengvfuxn.eh.r.us.a2ip.ru

Отредактировано Сало Свисало (2017-12-16 00:24:50)